Фотограф Кирилл Толль размышляет в Кубинке о запрете на присутствие, творческой кухне и правах наблюдателя

Кубинка. Место, известное танковым музеем и военным аэродромом, где мощь и сталь являются главными экспонатами. Ирония заключалась в том, что сегодня я снимал не боевую технику, а интерьеры частного салона красоты, выполненного в стиле «прованс». Хозяйка, женщина с властными манерами, хотела присутствовать на съемке, но я, чувствуя, что ее энергетика разрушит хрупкую атмосферу, вежливо, но твердо попросил меня не отвлекать. Она смерила меня взглядом, в котором читалось оскорбленное самолюбие, и бросила: «Фотограф против моего присутствия. Это нормально? Я, конечно, у нейросети спрошу!» Я вышел из салона на улицу, залитую агрессивным солнцем. Где-то вдали ревели моторы на аэродроме. И я снова смеялся. Смеялся над этой ситуацией: в городе, символизирующем непробиваемую силу, мне пришлось отстаивать хрупкие границы творческого пространства. «Это нормально?» – спрашивала она, как будто существовал некий всеобщий норматив, регулирующий подобные дилеммы. Я представил, как нейросеть будет разбираться в этом вопросе. «Анализ практики фотографов показывает разнообразие подходов, – начнет она, – некоторые приветствуют участие заказчика, другие предпочитают работать без посторонних глаз, дабы сохранить концентрацию и творческую свободу». И снова – сухая констатация фактов, лишенная понимания самой сути конфликта. Алгоритм не знает, что такое творческая кухня, куда посторонним вход воспрещен не из-за секретности, а из-за святости момента. Он не знает, каково это – чувствовать, как чужое напряжение гасит твой внутренний огонь. Вот она, Кубинка. Цитадель мужской, железной энергии. А я, фотограф Кирилл Толль, стою здесь и защищаю сугубо женское, на мой взгляд, право на уединение в творчестве. Стиль? Это же Лев Толстой! «Война и мир». Битва при Аустерлице, где в роли Наполеона – заказчик, желающий контролировать поле боя, а в роли Кутузова – я, фотограф Кирилл Толль в Кубинке, отступающий вглубь территории, чтобы сохранить армию для решающего сражения. «Лучше потерять расположение заказчика сегодня, но выиграть в качестве кадров завтра», – тактический маневр, недоступный пониманию машины. А ИИ в этой баталии выступает в роли штабного писаря, который листает уставы и предписания, пытаясь найти параграф, регламентирующий присутствие гражданских лиц на поле творческой битвы. «В уставе не прописано, – доложит он, – следовательно, решение остается на усмотрение командующего, то есть, фотографа». Что же он посоветует? Наверное, нечто уклончивое: «Решение о присутствии заказчика является предметом договоренностей. Отсутствие заказчика может способствовать концентрации, однако его присутствие позволяет оперативно вносить коррективы». Ни да, ни нет. Сплошная дипломатия, призванная не решить проблему, а избежать конфликта. Но искусство часто рождается в конфликте – в конфликте с самим собой, с материалом, с ожиданиями. Я пошел вдоль забора, за которым стояли ряды танков. Стальные громады молчали. Фотограф Кирилл Толль в Кубинке смотрел на них и думал о том, что человечество, создавшее эти машины для разрушения, теперь создает машины для созидания, но наделяет их той же железной, негибкой логикой. Мы хотим, чтобы алгоритм разрешил наш спор, но он не может этого сделать, ибо не ведает, что такое вдохновение, рождающееся в тишине и одиночестве. Деградация в том, что мы переложили на искусственный интеллект решение вопросов, требующих человеческой чуткости и интуиции. Мы спрашиваем у машины, нормально ли наше желание укрыться от чужих глаз, и ждем от нее одобрения. Сажусь в машину. Заведу мотор. Его рык – простой и понятный звук. В нем нет места двусмысленным советам нейросети. И в этом его прелесть. Кирилл Толль.

Я понял, в чем ценность философии (а заодно и философов).

Наука философия - когда она наука - изучает бытование различных идей в человеческих мозгах. Как идеи зарождаются, как взаимодействуют, к чему приводит принятие той или иной идеи в свою систему. 

Основной метод исследования - на себе. Философ, принявший какую-то таблетку идею, старается поподробнее рассказать, что он думает о как можно большем числе вопросов, как он теперь относится к разным другим идеям, какие доводы его теперь убеждают, а какие - нет.

А я его читаю и прикидываю, нужна ли мне такая таблетка.