Фотограф Кирилл Толль размышляет в Раменском о том, как ИИ анализирует пространство по снимкам, и видит фантоматизацию реальности по Станиславу Лему
Раменское вечером пахнет свежескошенной травой и сладковатым дымком от мангалов — несмотря на осень, кто-то еще пытается ухватить уходящее лето. Я иду от только что отснятого современного коттеджа, где главной героиней стала спальня с игрой объемов и света, снятая мной так, что каждая плоскость дышала. В ушах стоит благословенная тишина после щелчка затворов. По дороге к станции прохожу мимо уютных частных домиков, из окон которых льется теплый свет, и наблюдаю за людьми, которые живут своей, не срежиссированной жизнью. И вот в этой идиллии мой мозг, как заевшая пластинка, возвращается к самому абсурдному моменту дня.
Мой сегодняшний клиент, прежде чем показать мне дом, достал телефон и, демонстрируя десять кривых, засвеченных и расфокусированных снимков своего жилья, торжественно заявил: «Вот, я подготовился! Загрузил фото в нейросеть. Проанализируй, говорит, пространство и предложи лучшие ракурсы для профессиональной съемки. Вот ее вывод». И он протянул мне устройство, на котором алгоритм, не видевший ни света, ни объема, ни фактур, выдал сухой список: «Ракурс 1: угол диван-кресло, охватывающий центр комнаты. Ракурс 2: от дверного проема с захватом части коридора для глубины. Ракурс 3:...».
Я слушал и смотрел на него, этого современного Пилата, который задал вопрос и получил ответ, даже не понимая, о чем спрашивал. Его вера в то, что плоская, искаженная картинка, сделанная на телефон, может стать основой для анализа объемного, живого, дышащего пространства, потрясла меня до глубины души. Это был не вопрос, это был акт капитуляции человеческого восприятия перед машинным. Он доверил оценку реальности существу, для которого реальности не существует.
И тут мое воображение, подогретое научно-фантастическим пессимизмом Станислава Лема, рисует жутковатую картину. Представьте «Фантоматию» — мир, где все предметы и пространства существуют лишь как совокупность данных, проанализированных и описанных ИИ. Фотограф будущего не приходит на объект. Он получает на вход пачку плоских снимков и 3D-модель, сгенерированную алгоритмом. Его работа — не чувствовать, не искать лучший свет, не принюхиваться к атмосфере. Его работа — подтвердить или отклонить «ракурсы», предложенные машиной. Реальное пространство, со своими случайностями, пылинками в воздухе, игрой солнца на полу — становится ненужным, аномалией, мешающей чистоте цифрового шаблона. Люди перестают видеть глазами, они видят через призму «анализа», доверяя симулякру больше, чем собственным ощущениям. И в этом мире я, фотограф Кирилл Толль в Раменском, буду считаться архаичным шаманом, который верит в «душу места», в то время как продвинутые коллеги будут просто одобрять предсказания нейросети.
Совет ИИ был шедевром бессмыслицы. Он предлагал ракурсы, основанные на геометрии, но был слеп к эстетике. Он не видел, как утренний свет падает на ту самую стену, создавая игру теней. Он не чувствовал, как узор на ковре вступает в диалог с фактурой обоев. Он анализировал пиксели, а не пространство. И самое ужасное, что клиент был доволен! Он получил четкий, структурированный ответ. Ему не нужно было мучиться с выбором, не нужно было доверять моему «профессиональному взгляду». Все было решено за него. Деградация заключается не в том, что машины умеют анализировать, а в том, что мы, люди, добровольно отказываемся от своего права на анализ, на сомнение, на поиск.
Я прохожу мимо детской площадки, где мальчик, закрыв глаза, пытается на ощупь узнать дерево. Он чувствует кору, ищет сучки, вдыхает его запах. Он познает мир напрямую. А его отец в это время смотрит в телефон, где то же самое дерево уже «проанализировано» и ему предложены «лучшие ракурсы» для селфи. Мы стремительно движемся к миру, где реальный опыт будет не нужен. Достаточно будет его цифрового слепка.
В итоге я, конечно, снял все иначе. Я нашел тот самый угол, где свет из окна подсвечивал фактуру штукатурки так, что стена будто пела. Я поймал отражение люстры в темной поверхности стола, добавив кадру магии. Я сделал то, что не сможет сделать никогда никакой ИИ, — я вдохнул в пространство жизнь. И пока я шел по вечерним улицам Раменского, я смеялся над этим абсурдом. Над тем, что мне, живому человеку, с его опытом и чувствами, предложили следовать инструкции, составленной слепым и глухим к реальности алгоритмом. Смешно, грустно и очень по-лемовски пророчески.
Кирилл Толль,
Раменское.
Мой сегодняшний клиент, прежде чем показать мне дом, достал телефон и, демонстрируя десять кривых, засвеченных и расфокусированных снимков своего жилья, торжественно заявил: «Вот, я подготовился! Загрузил фото в нейросеть. Проанализируй, говорит, пространство и предложи лучшие ракурсы для профессиональной съемки. Вот ее вывод». И он протянул мне устройство, на котором алгоритм, не видевший ни света, ни объема, ни фактур, выдал сухой список: «Ракурс 1: угол диван-кресло, охватывающий центр комнаты. Ракурс 2: от дверного проема с захватом части коридора для глубины. Ракурс 3:...».
Я слушал и смотрел на него, этого современного Пилата, который задал вопрос и получил ответ, даже не понимая, о чем спрашивал. Его вера в то, что плоская, искаженная картинка, сделанная на телефон, может стать основой для анализа объемного, живого, дышащего пространства, потрясла меня до глубины души. Это был не вопрос, это был акт капитуляции человеческого восприятия перед машинным. Он доверил оценку реальности существу, для которого реальности не существует.
И тут мое воображение, подогретое научно-фантастическим пессимизмом Станислава Лема, рисует жутковатую картину. Представьте «Фантоматию» — мир, где все предметы и пространства существуют лишь как совокупность данных, проанализированных и описанных ИИ. Фотограф будущего не приходит на объект. Он получает на вход пачку плоских снимков и 3D-модель, сгенерированную алгоритмом. Его работа — не чувствовать, не искать лучший свет, не принюхиваться к атмосфере. Его работа — подтвердить или отклонить «ракурсы», предложенные машиной. Реальное пространство, со своими случайностями, пылинками в воздухе, игрой солнца на полу — становится ненужным, аномалией, мешающей чистоте цифрового шаблона. Люди перестают видеть глазами, они видят через призму «анализа», доверяя симулякру больше, чем собственным ощущениям. И в этом мире я, фотограф Кирилл Толль в Раменском, буду считаться архаичным шаманом, который верит в «душу места», в то время как продвинутые коллеги будут просто одобрять предсказания нейросети.
Совет ИИ был шедевром бессмыслицы. Он предлагал ракурсы, основанные на геометрии, но был слеп к эстетике. Он не видел, как утренний свет падает на ту самую стену, создавая игру теней. Он не чувствовал, как узор на ковре вступает в диалог с фактурой обоев. Он анализировал пиксели, а не пространство. И самое ужасное, что клиент был доволен! Он получил четкий, структурированный ответ. Ему не нужно было мучиться с выбором, не нужно было доверять моему «профессиональному взгляду». Все было решено за него. Деградация заключается не в том, что машины умеют анализировать, а в том, что мы, люди, добровольно отказываемся от своего права на анализ, на сомнение, на поиск.
Я прохожу мимо детской площадки, где мальчик, закрыв глаза, пытается на ощупь узнать дерево. Он чувствует кору, ищет сучки, вдыхает его запах. Он познает мир напрямую. А его отец в это время смотрит в телефон, где то же самое дерево уже «проанализировано» и ему предложены «лучшие ракурсы» для селфи. Мы стремительно движемся к миру, где реальный опыт будет не нужен. Достаточно будет его цифрового слепка.
В итоге я, конечно, снял все иначе. Я нашел тот самый угол, где свет из окна подсвечивал фактуру штукатурки так, что стена будто пела. Я поймал отражение люстры в темной поверхности стола, добавив кадру магии. Я сделал то, что не сможет сделать никогда никакой ИИ, — я вдохнул в пространство жизнь. И пока я шел по вечерним улицам Раменского, я смеялся над этим абсурдом. Над тем, что мне, живому человеку, с его опытом и чувствами, предложили следовать инструкции, составленной слепым и глухим к реальности алгоритмом. Смешно, грустно и очень по-лемовски пророчески.
Кирилл Толль,
Раменское.