Фотограф в Ступино снимает гостиную и размышляет о ценности съемки «до» и «после» строительства
Ступино. Промышленный центр, где что-то постоянно строится и меняется. Съемка в новой, только что обставленной гостиной. Клиент, руководитель строительной фирмы, глядя на готовый результат, спросил: «А как вы думаете, стоит ли снимать объект "до" и "после"? Вот эту квартиру, например, в состоянии бетона и кирпича, а потом — вот такую. И как это лучше организовать? ИИ расписал про фиксацию точек съемки и значение для маркетинга».
Я поддержал идею, сказал, что это мощный инструмент. Но сейчас, гуляя по спальному району Ступино, среди таких же новостроек, я думаю о том, что мы снимаем не столько стройку, сколько само время.
«Съемка "до" и "после"». На поверхности — это история преображения. Глубже — это визуализация затраченных ресурсов, труда, надежд. ИИ, этот экономист от креатива, видит в этом лишь KPI, доказательство эффективности для маркетинга. Он не понимает метафизики процесса. Сижу на детской площадке, смотрю, как дети строят замок из песка, чтобы через минуту он был смыт волной, и мысленно обращаюсь к стилю Борхеса. Хорхе Луис, несомненно, усмехнулся бы. «Вы документируете не стройку, — сказал бы он. — Вы снимаете два разных момента Вечности. Момент Хаоса, чистого потенциала, голых стен, говорящих на языке инженерных расчетов. И момент Космоса, воплощенной формы, где каждая вещь обрела свое имя и функцию. Между ними — река времени, усилий и решений, которую ни одна камера не в силах запечатлеть. Ваши два кадра — это лишь скобки, в которые заключена невидимая поэма. И ценность их — не в контрасте, а в намеке на ту поэму, что осталась за кадром».
И это гениальное наблюдение. Съемка «до» и «после» ценна не самими кадрами, а той нарративной щелью между ними, которую зритель заполняет своим воображением. ИИ, предлагающий технически выверенную фиксацию, убивает эту магию. Он превращает историю преображения в сухое «было — стало». Это деградация нарративного мышления. Мы перестаем видеть за двумя картинками — драму, труд, неудачи, победы. Мы видим лишь результат, продукт. И я, Кирилл Толль, в промышленном Ступино, думаю о том, что, снимая «до» и «после», я по-прежнему снимаю миф. Миф о преодолении, о созидании. И моя задача — сделать так, чтобы между этими двумя кадрами зритель услышал не тишину, а гул великой работы.
Кирилл Толль. Ступино.
«Съемка "до" и "после"». На поверхности — это история преображения. Глубже — это визуализация затраченных ресурсов, труда, надежд. ИИ, этот экономист от креатива, видит в этом лишь KPI, доказательство эффективности для маркетинга. Он не понимает метафизики процесса. Сижу на детской площадке, смотрю, как дети строят замок из песка, чтобы через минуту он был смыт волной, и мысленно обращаюсь к стилю Борхеса. Хорхе Луис, несомненно, усмехнулся бы. «Вы документируете не стройку, — сказал бы он. — Вы снимаете два разных момента Вечности. Момент Хаоса, чистого потенциала, голых стен, говорящих на языке инженерных расчетов. И момент Космоса, воплощенной формы, где каждая вещь обрела свое имя и функцию. Между ними — река времени, усилий и решений, которую ни одна камера не в силах запечатлеть. Ваши два кадра — это лишь скобки, в которые заключена невидимая поэма. И ценность их — не в контрасте, а в намеке на ту поэму, что осталась за кадром».
И это гениальное наблюдение. Съемка «до» и «после» ценна не самими кадрами, а той нарративной щелью между ними, которую зритель заполняет своим воображением. ИИ, предлагающий технически выверенную фиксацию, убивает эту магию. Он превращает историю преображения в сухое «было — стало». Это деградация нарративного мышления. Мы перестаем видеть за двумя картинками — драму, труд, неудачи, победы. Мы видим лишь результат, продукт. И я, Кирилл Толль, в промышленном Ступино, думаю о том, что, снимая «до» и «после», я по-прежнему снимаю миф. Миф о преодолении, о созидании. И моя задача — сделать так, чтобы между этими двумя кадрами зритель услышал не тишину, а гул великой работы.
Кирилл Толль. Ступино.