Заруба 11

 Я стоял в кромешной тьме, слушая его последний вопрос, и палец сам лег на спуск. Затвор щелкнул, фиксируя пустоту. И в этой пустоте вдруг проявились последние улики, те самые итоги всех размышлений, к которым я не знал, как подступиться.

«Ты прав, — сказал я своему альтер эго. — Они не просто спрашивают. Они кричат. Когда в Климовске женщина спрашивает про стилиста, она на самом деле боится, что ее жизнь — это тот самый кукольный дом, где все ненастоящее. Она хочет, чтобы я подтвердил: ее реальность достаточно хороша и без декораций. А в Наукограде, выбирая пакеты услуг, они пытаются купить не просто фотографии, а уверенность. Базовый пакет — «вроде все хорошо». Расширенный — «я серьезный человек». Премиум — «со мной все в порядке, да?». Это не тарифы, это исповедь».

Я сделал шаг в темноту.

«А в Протвино, с их маниакальной проверкой репутации... Они же не меня проверяют. Они ищут хоть кого-то, кому можно доверять в этом мире, где все можно купить, даже отзывы. Это не Due Diligence, это молитва. И в Химках, в тех вечных эстетических спорах с дизайнером... Это же не спор о ракурсе. Это битва за душу пространства. Дизайнер создал макет, я должен найти в нем жизнь. Клиент просто хочет, чтобы его дом ожил. И никто из них не знает, как этого добиться, поэтому они ссорятся».

Вдали зажегся одинокий фонарь, и я пошел на его свет.

«И последнее... Воскресенск. Вопрос о съемке дня и вечера. «Критически важно», — сказала нейросеть. А на деле они спрашивают: «Какую часть моей жизни ты хочешь запечатлеть? Яркий, деловой день? Или тихий, приватный вечер? Какую из моих масок ты считаешь настоящей?» Они готовы платить только за одну, самую очевидную. Боятся, что если показать обе, это будет уже слишком по-настояшему».

Я вышел на свет фонаря. В его круге никого не было.

«Так где же разгадка?» — спросил я у тишины.

Ответ пришел не как голос, а как понимание. Разгадка была в том, чтобы перестать искать ее. Принять, что все их вопросы — это и есть ответ. Ответ на одиночество, на страх быть неуклюжим при обсуждении бюджета в Голицыно, на желание переписать прошлое в Рузе, на потребность в тактичности в Можайском районе.

Я поднял камеру и сделал еще один кадр — одинокий фонарь в пустом поле. Не нужно было HDR, чтобы передать его свет. Не нужен был Tilt-Shift, чтобы выровнять линию горизонта. Нужно было просто признать, что этот свет, здесь и сейчас, — единственная правда. А все остальное — лишь список вопросов, который мы носим в себе, пытаясь понять, не стены, а то, что за ними.