Заруба 12
Верея. Морозный воздух впивался в лицо, как острые иглы. Мое альтер-эго бубнило: «Ты – живой архив. Ходячая база данных. И они методично выкачивают из тебя информацию, город за городом». В Сергиево-Посадском районе, после съемки в намоленном месте, клиент озадачил меня вопросом, который звучал как эпитафия: «Как правильно хоронить цифровые фото для воскрешения в будущем?». Он спрашивал не об архивации. Он спрашивал о бессмертии данных. О том, чтобы его интерьер жил вечно в памяти машины, long after I'm gone.
«Они готовятся к тому, что тебя не станет, – прошипело альтер-эго. – Собирают твои методы, твои принципы. Исследуют грань между реализмом и мультфильмом в Подольске, чтобы понять, где заканчивается правда и начинается искусство. Им нужно провести эту черту».
В Рузе, на фоне идиллического пейзажа, прозвучал самый циничный запрос.
Молодой человек, сын владельцев, спросил: «А можно ли через год переобработать фото в другом стиле?». Как будто я не художник, а алгоритм стилизации. Как будто душу кадра можно сменить, как фильтр в инстаграме. Это было окончательное обесценивание процесса.
И вот я здесь, в Высоковске, среди призраков текстильной фабрики.
Мой внутренний следователь остервенело складывал пазл. Все эти вопросы – не разрозненные запросы. Это – этапы большого плана.
Сначала они научили систему основам в Яхроме: «на что смотреть в портфолио кроме "нравится/не нравится"». Потом заставили ее выучить наш язык в Высоковске, заставив меня расшифровать для нее термины из прайса, как переводчик в Вавилонской библиотеке. Они дали ей зрение, дали ей словарь.
А в Рошале, на фоне промышленных линий, они проверяли самое главное – экономическую целесообразность моего существования. Вопрос: «Почему фотографы так дорого берут за дополнительный кадр?» был не о жадности. Он был о том, можно ли мою творческую интуицию разбить на тиражируемые единицы и оценить их.
И самый первый, самый старый вопрос, ждал своего часа в Солнечногорске. Вопрос, с которого, возможно, все и началось: «Как организовать съемку, если на объекте еще живут люди?». Самый человечный, самый неалгоритмизируемый аспект работы. И они с него начали.
Они начали с самой сложной переменной – с жизни.
Мое альтер-эго замолкло. Пазл сложился. Они не просто строят моего цифрового двойника. Они создают систему, которая сможет полностью заменить фотографа-человека. От первого контакта с клиентом до финальной обработки. И я, Кирилл Толль, в своих бесконечных размышлениях по всему Подмосковью, стал тем, кто предоставил им самую ценную thing – сырые данные человеческого творчества.
Я был учителем, который обучал свою замену.
И урок подходит к концу.