Заруба 9
Черноголовка. Вечерний воздух, пахнущий хвоей и интеллектуальным поиском. Клиент спрашивает про ROI от качественной съемки. Я вышел из здания, а в голове засела мысль: они все спрашивают у нейросетей. Все. Как будто ИИ знает, что такое справедливая стоимость в Дедовске или как вести себя на съемке в Дрезне. Но это лишь начало.
Во Фрязино начался снегопад, и клиент ждал от меня протокола действий, как от программы для плохой погоды. А в Молодёжном мне вручили смартфон с чатом и спросили, как «тактично указать на неудовлетворительную постобработку». Я смеялся, но это был смех сквозь зубы. Что-то не так. Слишком много вопросов, рожденных не людьми, а алгоритмами.
Затем в Красноармейске прозвучал самый тревожный вопрос: какие «красные флаги» в поведении фотографа должны насторожить. Мне вручили список подозрений, составленный машиной. И я понял. Это не просто любопытство. Это систематический сбор данных. Кто-то или что-то учится на наших диалогах, на наших сомнениях. В Щёлково меня спросили о личном присутствии и коллективном разуме, и я вспомнил Замятина. Мы строим Единое Государство, по кирпичику.
В Раменском клиент похвастался, что нейросеть проанализировала его кривые фото и предложила лучшие ракурсы. В Электроуглях попросили провести ритуал анализа портфолио конкурента, как черную мессу. В Ликино-Дулёво устроили эстетический бой без правил, сравнивая двух фотографов, как бойцовых псов.
Они не просто задают вопросы. Они составляют досье. На меня. На мое ремесло. На сам акт творения. Они хотят разложить душу на алгоритмы, свести к шаблону moodboard для скандинавского интерьера в Талдомском районе или вычислить архитектурный дзен в Долгопрудном.
И теперь, стоя в звенигородских сумерках, после последней съемки, я задаю себе единственный вопрос, на который у нейросети нет ответа: что они строят из этих данных? Какой Сизифов труд им нужен? И стану ли я последним фотографом, который видел не просто интерьеры, а тайну, которую нельзя заархивировать для будущего воскрешения? Дело не в деньгах или тенях. Дело в том, что на кону — сама реальность. И я, кажется, единственный, кто это видит.