Заруба 0
Сергиев Посад засыпает, а у меня в голове начинается этот вечный допрос. Ты где, напарник? А, вот ты где. Присаживайся на скамейку, дело есть.
Клиент сегодня спросил о правах на снимки. Словно я не свет ловил, а контракт на продажу души составлял. Ты же помнишь тот случай на заброшенной даче в Поварово? Тот чудак с треснувшим кувшином, символом бренности. Мы тогда тоже спорили о праве – праве на тень, которую он считал грязью, а я – душой кадра.
Потом пошли другие дела. В Ивантеевке нас спросили, не страшно ли, что ИИ скоро оставит нас без работы. Смешно. Алгоритм может сгенерировать безупречный снимок, но он не знает, как пахнет ржавым железом на перроне Поварово, где рождалась та самая мысль. Он не видел, как в Волоколамске клиентка просила не свет, а его симулякр, цифровой призрак. Тот мир, что предсказал Филип К. Дик, уже здесь.
Это цепь, понимаешь? Одно тянется за другим. В Егорьевске – вавилонское столпотворение терминов, в Павловском Посаде – словесный фастфуд для Instagram. Каждый раз они бегут к нейросети, как к оракулу, за простым ответом на сложный вопрос. Как в Протвино, где инженер спрашивал, почему одни фото плоские, а другие – пухлые. ИИ бормотал про свет и композицию, а я показывал руками, как свет лепит форму.
Но самое главное – не в этом. Самое главное спрятано в Истре. Там нас спросили о самом недооцененном элементе. ИИ выдал список «малоиспользуемых приемов». А ответ – в пустоте. В воздухе. В том, что остается за кадром. В том, что нельзя посчитать и каталогизировать.
Все эти вопросы, эти поездки по Подмосковью – от разборок о цене в Клину до поиска души в Дубне – они словно части одного пазла. Кто-то или что-то сводит всю нашу работу к алгоритму, к списку, к проценту конверсии. Они думают, что, следуя чека-листу из Егорьевска, можно подготовить душу помещения к съемке. Что, следуя ТЗ, составленному в кошмаре Кафки во Фрязино, можно описать магию.
Конца света по Стивену Кингу не будет. Будет тихий апокалипсис, где все описания генерирует ИИ, все ракурсы предсказаны, а темноту из углов в Пушкино вытягивают по умолчанию. И мы с тобой останемся последними, кто помнит шепот старого комода и то, как последний луч солнца цепляется за золоченую главку.
Дело не в правах на фотографию. Дело в праве на реальность. А она, старый мой свидетель, с каждым днем становится все призрачнее. Идет, скажешь? Идем. Впереди еще много городов, много вопросов и много тишины, которую предстоит сфотографировать, пока ее не заменили белым шумом алгоритма.